Гришковец стыдится
Nov. 18th, 2011 10:08 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
(
prilepin)
Тут Евгений Валерьевич Гришковец заявил следующее: "Мне стыдно за вальяжную позу и заданные премьеру Путину вопросы писателя Прилепина. Ужасно стыдно. Но я умылся – и дальше работать".
Верно ли предположить, что пока Гришковцу было стыдно, он сидел неумытым?
Вспоминается история от В.В. Маяковского. Горький как-то, когда Маяковский был молод, посетовал: "Боюсь, что из Маяковского ничего не выйдет". Маяковский потом так пересказывал эту историю. "Горький просыпается ночью и кричит: "Боюсь! Боюсь!" К нему сбегаются домочадцы, несут мокрые полотенца и валерьянку. "Чего напугались-то, Алексей Максимович?" - спрашивают. "Боюсь, что из Маяковского ничего не выйдет!" - отвечает Горький, вздрагивая.
Я так сразу себе и представил, как сидит Евгений Валерьевич за столом, может быть, слегка подшофе, и, подобно чеховским героям, плачет, и мнёт лицо своё нервными руками, и вскрикивает: "Ох, стыдно! Стыдно мне! Стыии-дно как!.." К нему тоже сбегаются домочадцы, спрашивают: "Чего стыдно-то, Жень? Ну, что такое?"
"Стыдно за вальяжную позу Прилепина!" - говорит Евгений Валерьевич. И плачет.
Тут, конечно, входит на кухню жена его, она девушка строгая, и говорит: "Ну-ка, быстро умылся, и пошёл работать".
Куда деваться: умылся и пошёл работать.
Давно мне Гришковец каким-то мутным казался, а тут прояснился, наконец!
![[info]](../../img/userinfo.gif?v=87.2)
Тут Евгений Валерьевич Гришковец заявил следующее: "Мне стыдно за вальяжную позу и заданные премьеру Путину вопросы писателя Прилепина. Ужасно стыдно. Но я умылся – и дальше работать".
Верно ли предположить, что пока Гришковцу было стыдно, он сидел неумытым?
Вспоминается история от В.В. Маяковского. Горький как-то, когда Маяковский был молод, посетовал: "Боюсь, что из Маяковского ничего не выйдет". Маяковский потом так пересказывал эту историю. "Горький просыпается ночью и кричит: "Боюсь! Боюсь!" К нему сбегаются домочадцы, несут мокрые полотенца и валерьянку. "Чего напугались-то, Алексей Максимович?" - спрашивают. "Боюсь, что из Маяковского ничего не выйдет!" - отвечает Горький, вздрагивая.
Я так сразу себе и представил, как сидит Евгений Валерьевич за столом, может быть, слегка подшофе, и, подобно чеховским героям, плачет, и мнёт лицо своё нервными руками, и вскрикивает: "Ох, стыдно! Стыдно мне! Стыии-дно как!.." К нему тоже сбегаются домочадцы, спрашивают: "Чего стыдно-то, Жень? Ну, что такое?"
"Стыдно за вальяжную позу Прилепина!" - говорит Евгений Валерьевич. И плачет.
Тут, конечно, входит на кухню жена его, она девушка строгая, и говорит: "Ну-ка, быстро умылся, и пошёл работать".
Куда деваться: умылся и пошёл работать.
Давно мне Гришковец каким-то мутным казался, а тут прояснился, наконец!